Планы по строительству лагеря для военнопленных у нацистов появились ещё до начала Второй Мировой войны. Изначально он был рассчитан на 10 тысяч человек, но затем площадь под узников расширили. Главные помещения находились в городе Луккенвальде, земля Бранденбург. Но после захвата Польши, лагерь разросся. Его, скажем так, «филиалы» появились в других городах. Один из них был основан в Кюстрине (сейчас это польский город Костшин-над-Одрой).

После вторжения нацистской Германии в СССР количество заключённых резко возросло. В главном лагере в ноябре 1941 года находилось более четырёх тысяч человек, ещё более 35 тысяч были разбросаны по «филиалам», находящимся как в самой Германии, так и в Польше.

Шталаг III‑А, как и все его внешние лагери, находился под охраной батальона национальных стрелков. Причём в нём служили уже «списанные» немецкие военные-пенсионеры. Охранять им приходилось поляков, французов, люксембуржцев, югославов, граждан СССР, а также жителей африканских колоний Франции.

По воспоминаниям очевидцев, наиболее жестокое отношение в лагере было к советским военнопленным. К африканцам и то относились лучше. Правда, стоит сказать, что с темнокожими пленными хорошо обращались лишь по одной причине — их здоровье поддерживалось на должном уровне ради будущих медицинских экспериментов. Какие вакцины и препараты на них впоследствии испытывали — неизвестно. Но смертность, естественно, зашкаливала.

Советских военнопленных не лечили, оставляя умирать. Если же кто-то пытался сбежать — стреляли без предупреждения. А трупы хоронили в братских могилах. Подобное наблюдалась во всех лагерях Шталага III‑А, кроме всего лишь одного «филиала», расположенного в Кюстрине.

Здесь с мая 1942 года и находился советский врач Георгий Фёдорович Синяков. 

Верный клятве Гиппократа

Сначала Синякова определили в лагерь в Борисполе, затем перевели в Дарницу и только потом в Кюстрин. Здесь он получил номер 97625. Условия содержания здесь не отличались от других: немцам было плевать на заключённых, их не считали за людей. Но слишком высокая смертность им была не выгодна, поскольку пленных отправляли на тяжёлые физические работы. Хозяева жизни со свастикой на плече поняли, что ситуацию нужно хотя бы немного, но подправить. Вскоре они узнали, что в лагере находится советский врач.

Синякова решили проверить на профпригодность. Немцы приказали ему сделать резекцию желудка. Собрали они и специальную «экзаменационную комиссию» во главе с доктором Кошелем. А помогали ему оценивать действия Синякова французские, английские и югославские медики. Но Георгию Фёдоровичу было всё равно, при ком проводить операцию. Экзамен он сдал на «отлично» и после этого его назначили хирургом в лазарете.

Возможно, никто бы и не узнал о докторе Синякове, если бы не всё та же Анна Егорова. Спустя 16 лет после Победы, в 1961 году, на телевидении вышла программа, посвящённая лётчице. В ней-то она и рассказала о своём спасителе — Георгии Фёдоровиче. Историей заинтересовали журналисты, и вскоре в нескольких газетах были опубликованы материалы о хирурге. Времена уже изменились, после эпохи Сталина значительно «потеплело», поэтому Синяков стал настоящим героем, без каких-либо «но».